Макто шёл лесной тропинкой, в какой-то момент место стало светлее, потому что деревья тут росли реже, и он оказался на краю обширного двора. Его обдал сельский некрепкий запах навоза, который доносился из северной части импровизированной стены. Там под навесами, видимо, в ночное время обитали лошади и собаки, различные элементы упряжи намекали об этом.
Прямо посередине располагалось крупное деревянное строение, утопленное, насколько можно достроить воображением, в землю. Поэтому первый этаж заканчивался как раз на уровне головы Макто. Сделав несколько шагов вперёд, Макто с новой точки зрения взглянул на этот довольно нелепый замок, и понял, что это не один дом, а несколько, соединённых друг с другом переходами с навесами от дождей с востока.
От двора разбегались тропинки, большей частью присыпанные камушками, а местами, где, видимо, текли во время муссона ручьи, горбатились аккуратные деревянные мостики. Кусты были аккуратно усажены и подстрижены, в уютных местах располагались скамейки с навесом, чуть дальше висело несколько гамаков, да и ровно уложенные дрова возле стены намекали, что с дежурством в общаге всё в порядке.
Макто подошёл тому входу, который ему улыбнулся, и шагнул внутрь. Расстояние словно раздвиинулось, и, сняв кроссовки, Макто прошёлся по мелкоплетёной циновке взад-вперёд, и тут его увидела девочка в круглых очках.
— Бонго модан дёгдопова?
— Э-э-э, и, — замялся Макто и повторил, на всякий случай. — И. Ми гэрбуи Макто.
— Тэде, ми эйвэ сарии.
— Хайдиади?
— Хони ми-дэ сахамби? Дянгианди гисурэвэсу досодигохамби. Ми гэрбуи Света. Ми найхинкан. Неду хэм тойнга айнганивэ тачиочии. Ми сэи…, — она хитро улыбнулась, дожидаясь догадки Макто.
— Сэси дёан илан би? — Сделав нехитрый перерасчёт в соответствии с действующей здесь системой образования, предположил Макто.
— Дёан илан, туй найсал гисурэйчи. Тэдеку сэвэ сэвэн-рэгдэ сарийни. — Она сама засмеялась своей шутке. — Хусэ дё чаду би. Дё инемусийдоани, мэдэсиу, хайми туй тайни.
В этот момент Макто внезапно понял, что среди оставленной возле двери обуви не видно было ни одного мужского ботинка. Впрочем, после Хабаровска вся обувь сперва показалась неподходящей для соседства с кроссовками, но теперь ему стало очевидно, что вся обстановка была девчачьей. Все стены были раскрашены красивыми орнаментами, пахло ароматическими палочками розы, а посреди холла валялось какое-то платье. Ему стало стыдно и он, покраснев, собрался выскочить наружу, но Света дружески поймала его плечо, сжала и сказала:
— Эди иламосиру! Ми — андарси. — И, не найдя глаза Макто, добавила: Нэ диаладяпу!
— Улэн, баниха.
— А-ха-ха, отолихаси. Пэдэм!
— Пэдэм… — сказал Макто, всё-таки быстро всовывая ступни в кроссовки и нижней частью тела уже выпирая наружу входа.