В мужском доме пахло не розами. Вежливо пропустив пробегающего по коридору полуголого пацана лет 10, Макто оглянул холл, заметил висящее по стенам на крючках снаряжение, и отметил про себя, что зимнее хранится где-то, видимо, в другом месте. Прямо посередине комнаты стояли кружком несколько плетёных кресел, намекая на мужские клубы по вечерам, причём в дальней части сидели два старшеклассника и явно о чём-то спорили, а несколько поодаль, уронив голову на стол с ящичками, спал ещё один. Из клочков фраз Макто понял, что речь идёт о героях, причём эти герои почему-то не нравились одному из собеседников, и нравились — другому.
Спрашивать о чём-либо старшаков Макто не собирался, зато заметил вбитые гвоздями на стене списки комнат и правила. С правилами было всё ясно, ведь они были представлены в виде пентаграммы, причём земле соответствовала надпись Эди чипчанду, огню — Эди дегдиу, металлу — Эди сориру, поперёк воды и воздуха размашистое Эди омиру. А вот со списками пришлось повозиться. Как Макто понимал, в одной комнате селились по родовой принадлежности, но с разницей не более 2 лет. Кроме того, ученики с ненанайскими фамилиями были хаотично разбросаны по комнатам. Макто нашёл свободную строчку с подходящими критериями и вписал туда себя: Макто Оненко. Судя по змеящемуся пояснению, комната находилась в верхней северной части дома.
Макто поднимался по лестнице, когда почувствовал на себе тяжёлый взгляд. Обернувшись вниз, он увидел, что кто-то отвернулся и ушёл в тень от лестницы. Ускорившись, Макто поднялся доверху, отодвинул висящую потёртую шкуру неопределённо-коричневого цвета, и оказался в просторной комнате с окном на восток. На полу лежал ногами к окну парень, щурясь то ли от солнца, то ли от длинной чёлки. Больше никого не было видно, но Макто сказал на автомате, как здоровалась учительница в его школе на факультативных уроках:
Бачигоапу, андана!
Бачипу!, — изогнув спину, парень приподнялся на голове и смотрел на Макто снизу вверх. — Си хайди дидюхэси?
Боади дидюхэмби. — уклончиво ответил Макто.
— повторил в задумчивости и оценив шутку Макто, парень, пользуясь тем, что подбородок образовал тень для глаз, вовсю рассматривал пришельца. — Лоча гисурэмди Толстой хайва нирухэни — Боава-ну, номохон гурун-ну?
Чаохава нирухэни, кэвэлигоари?! — парировал Макто.
Парень откатился на лопатки и лёгким движением прыгнул с этого положения на ноги. Ему явно понравилась фраза, в которой одновременно прозвучали слова как с мирным, так и военным оттенком, и он дал понять Макто, что бой честно выигран новичком.
Ми гэрбуи Вова, халаи Бельды, ми данкан.
Ми буринкан. — и, предвосхищая вопрос, — Ми даняи Джаринкан… бичин.
Кайран… Нёани… — Вова запнулся. — Си Буриду балдихаси? Улэнди нани хэсэвэни хисангойси, джаринкан-мат, нинга-нинга лоча-мат,.
И Вова усадил Макто на пустующее спальное место и принялся объяснять, на какие оттенки звуков обратить внимание. Но потом вдруг вскочил, поругал себя за невежливость, и, глянув зачем-то за окно, высокопарно заявил, что пора бы на занятия, и если они пойдут прямо сейчас, то Макто даже успеет умыться по дороге в холодном ручье.